Неточные совпадения
С восхода солнца и до полуночи на улицах суетились люди, но еще более были обеспокоены птицы, — весь день над Москвой реяли стаи галок,
голубей, тревожно перелетая из центра города на окраины и обратно; казалось, что в воздухе беспорядочно снуют тысячи черных челноков, ткется ими невидимая
ткань.
Она надела на голову косынку, взяла зонтик и летала по грядкам и цветам, как сильф, блестя красками здоровья, веселостью серо-голубых глаз и летним нарядом из прозрачных
тканей. Вся она казалась сама какой-то радугой из этих цветов, лучей, тепла и красок весны.
Оправила между колен серо-голубую
ткань, молча, быстро — обклеила всего меня улыбкой, ушла.
Когда ты будешь делать описания небесного свода, рекомендую тебе одно сравнение, которое, кажется, еще не встречалось в изящной литературе: небо — это
голубая шелковая
ткань, усыпанная серебряными пятачками, гривенниками, пятиалтынными и двугривенными.
Море огромное, лениво вздыхающее у берега, — уснуло и неподвижно в дали, облитой
голубым сиянием луны. Мягкое и серебристое, оно слилось там с синим южным небом и крепко спит, отражая в себе прозрачную
ткань перистых облаков, неподвижных и не скрывающих собою золотых узоров звезд. Кажется, что небо все ниже наклоняется над морем, желая понять то, о чем шепчут неугомонные волны, сонно всползая на берег.
Его синяя пестрядинная [грубая пеньковая
ткань, пёстрая или полосатая, «матрасная» — Ред.] рубаха и такие же порты, многократно стираные, стали
голубыми, пьяненькое, розовое личико с острым носом восторженно сияло, блестели, подмигивая, бойкие, нестарческие глазки.
Я лучше и яснее всего в жизни помню вечер этого дня: я лежал в детской, в своей кроватке, задернутой
голубым ситцевым пологом. После своих эквилибристических упражнений я уже соснул крепким сном — и, проснувшись, слышал, как в столовой, смежной с моею детскою комнатой, отец мой и несколько гостей вели касающуюся меня оживленную беседу, меж тем как сквозь
ткань полога мне был виден силуэт матери, поникшей головой у моей кроватки.
Она расправляла и разглаживала рукою мягкую
ткань, точно ласкала ее, и думала что-то свое, особенное, материнское, и в
голубой тени абажура красивое лицо ее казалось попу освещенным изнутри каким-то мягким и нежным светом.